М.М.Филиппов
«Философия Действительности»
СПб.1895-97
Том 2
Часть 3
ГЛАВА II.
О времени.
Эволюция есть последовательное превращение форм; существенный элемент ее составляет, поэтому, время. Хотя здесь не место для решения вопроса о «сущности» времени, все же необходимо указать на те, как субъективные, так и объективные элементы, которые входят в определение времени. Из этих указаний уже станет ясным, что с нашей точки зрения время (как и пространство), не есть какая-либо трансцендентная «вещь в себе», но не есть и исключительно «субъективная форма» нашего опыта. Сознание последовательности наших мыслей (т. е. чисто субъективный элемент) играет, в образовании представлений о «течении» времени, такую же существенную роль, как и наблюдение различных движений (например, видимого движения небесного свода) и накопления различных эффектов (например, постепенного разрушения предмета продолжительным действием различных внешних влияний).
Время есть независимая переменная величина, к которой относится всякий опыт, как внешний, так и внутренний; но только потому, что эта величина, путем абстракции, извлечена из всей совокупности нашего опыта, относится ли она к нашим чувствам, стремлениям и мыслям, или же к явлениям внешнего мира.
Следующий пример покажет долю участия как субъективных, так и объективных элементов нашей познавательной деятельности в образовании понятий о времени.
У некоторых древних философов можно уже найти намеки на мысль, что свет распространяется не мгновенно. Вполне ясно была выражена та же мысль Франциском Бэконом и Галилеем. Последний пытался даже определить скорость распространения света; но так как он пользовался лишь незначительными земными расстояниями и грубыми методами наблюдения, то потерпел неудачу. Лишь в конце XVII века (1675 г.) датский астроном Олаф Раме, наблюдая затмения одного из спутников Юпитера, вывел из замедления этих затмений приблизительно точную величину, скорости света, исправленную позднейшими, более точными измерениями и принимаемую теперь, круглым числом, в 300,000 километров в секунду.
Так как астрономам удалось определить расстояния некоторых ближайших звезд от земли, то мы знаем, например, что от самой яркой звезды небесного свода, именно Сириуса, свет достигает нас в течение 83/4 лет. Сравнивая блеск некоторых телескопических звезд с блеском Сириуса и допуская, что есть отдаленный звезды, приблизительно таких же размеров, как Сириус, мы убеждаемся в том, что несомненно существуют светила, в тысячу раз более удаленные от нас, чем Сириус, хотя мы и не в состоянии измерить их параллакс. От подобной звезды свет достигаете, нас лишь в течение 8750 лет. С некоторой степенью вероятности можно допустить, что существуют светила и в миллион раз более отдаленный, чем Сириус, а если бы даже таких светил не было, то ничто не мешает нам рассмотреть вопрос с чисто абстрактной точки зрения и вообразить себе фиктивное светило с находящимся на нем наблюдателем.
Наблюдатель, находящийся на Сириусе, если бы он обладал необычайно мощными телескопами и был способен различать в них даже людей и их деятельность на земном шаре, увидел бы в настоящее время совсем не то, что с нашей точки зрения является настоящим. Он наблюдал бы теперь события, происходившие в 1889 г., например, последнюю парижскую выставку. Наблюдатель, поместившийся на расстоянии в тысячу раз большем, видел бы теперь события, происшедшие, с нашей точки зрения, 8750 лет тому назад, стало быть, созерцал бы сооружение каких-нибудь египетских пирамид. Наконец, наблюдатель, поместившийся на небесных телах, удаленных в миллион или несколько миллионов раз более Сириуса, увидел бы еще более изумительные вещи: он теперь наблюдал бы каких -нибудь ихтиозавров, — не погребенными под геологическими пластами, а плавающими в первобытных океанах.
Мы до того привыкли к мысли, что все настоящее для нас, т. е., с нашей субъективной точки зрения, имеет значение настоящего, присущего самому объекту и, стало быть, обязательного для всех вообще мыслящих и существ,- что соображения, вроде приведенных выше, на первый взгляд представляются чудовищным парадоксом, и мы отказываемся верить, чтобы давно истлевшие и погребенные ископаемые организмы могли с чьей бы то ни было точки зрения представлять объект непосредственного опыта. Конечно, приведенная космическая фантазия не более, как фикция, однако, это не праздная химера, а простая гиперболизация обыденнейших фактов, не изумляющих нас только потому, что мы их не замечаем или недостаточно в них вдумываемся. Убедиться в этом не трудно, избрав вместо зрительных ощущений слуховые, вместо света - звук и вместо чудовищных звездных расстояний- ничтожные земные расстояния.
Предположим, у нас есть два наблюдателя А и В, снабженные часами, точно между собою сличенными. Пусть наблюдатель удалится от А на расстояние 1085 футов, т. е. как раз такое, которое, по опытам Ренье, проходится звуком в воздухе при 0 градусов в течение секунды. А стреляет из пистолета и замечает момент выстрела, скажем 8 ч. 10 м. 5 секунд пополудни. Вы слышите этот выстрел секундою позднее, т. е. в 8 ч. 10 м. 6 сек. В этот момент для В выстрел составляет настоящее; это одно из теперь создаваемых Д ощущений, причиняемых явлениями объективного мира. Но для А, в тот же момент, т. е. в 8 ч. 10 м. 6 с., выстрел составляет уже прошедшее, оставляющее лишь след в его органе слуха, а позднее лишь в его памяти. Очевидно, что ни то, ни другое представление о настоящем не может быть отнесено к самому объекту, независимо от положения наблюдателя. Следует ли из этого, что представление о последовательности и одновременности событий не включает в себе никаких объективных элементов? Нисколько. Среда, отделяющая наблюдателя от источника звука, есть уже объективный элемент, и чтобы убедиться в этом полнее, достаточно привести следующий пример.
Пусть два наблюдателя удалены между собою на 108500 футов, т. е. с небольшим на 30 верст, и пусть один из них производите взрывы, слышимые также наблюдателем А. Звук, проходит это расстояние в 100 секунд — промежуток времени весьма ощутительный. Свет пройдет это расстояние немногим более, чем в десятитысячную долю секунды — промежуток времени, совершенно не поддающийся измерению и определяемый лишь вычислением. Если А в состоянии наблюдать в подзорную трубу производимые взрывом световые эффекты, то эти световые явления будут для него и для В почти одновременными, - тогда; как для звуковых ощущений получится разность времени 1 и 2/3 минуты, т. е. прошедшее для В будет настоящим - для А. Если бы пространство между землею и солнцем было заполнено атмосферою такой плотности и состава, как наши нижние слои воздуха, то свет солнца достигал бы нас несколько медленнее, чем теперь, но, во всяком случае, это время измерялось бы минутами, тогда как звук от чудовищного взрыва на солнце достиг бы нас в десятки лет, так как скорость его равна лишь трети километра в секунду. Или, если поместить на солнце трех наблюдателей — глухого, слепого и нормального, то первый из них наблюдал бы происходившее на земле несколько минут тому назад, второй происходившее за десятки лет, а для третьего зрительные впечатления совсем отделились бы от слуховых, опередив их на многие годы, подобно тому, как во время грозы молния опережаете гром на несколько секунд. Стоите изменить среду и время распространения звука изменится. Все это до очевидности показывает значение объективных условий в определении времени. Время нельзя считать такою субъективною формою, в которую все явления внешнего мира влагаются, как пассивный материал. Одновременность и разновременность обусловлена не одними свойствами наблюдателей, но и характером внешних явлений, т. е. типом происходящего движения и свойствами среды, в которой распространяется это движение.
(Конечно, и движение, и свойства среды, в конце концов, познаются нами «от наших ощущений. Но это служит возражением лишь против трансцендентного реализма, допускающего существование «вещей», будто бы познаваемых помимо всякого опыта. Возражение — это бессильно по отношению к тому критическому реализму, для которого объект есть источник опыта, если не действительного, то по крайней мере возможного. Во избежание недоразумений, замечу следующее. Под возможностью не подразумевается простая мыслимость, мыслить можно даже заведомо невозможное, например, центавра или химеру. Возможность есть наличность некоторых из условий, требуемых для осуществления опыта. Возможность превращается в действительность, если все дополнительные условия осуществляются. Так, движение по окружности круга возможно для материальной точки, вынужденной в силу данных условий оставаться в данной плоскости. Для того, чтобы круговое движение осуществилось, требуются новые условия, помимо того, уже которым установлено плоское движение.)
Все наши представления, в том числе и представление о последовательности и о совместности явлений, вытекают из отношений между субъектом и объектом. Если А, стоя подле колокольни, слышите звон колокола в 8 ч. 10 м. 29 сек. вечера, а В, находясь за 1085 ф. от колокольни, отмечает аналогичное восприятие звука в 8 ч.10 м.30 сек. по точно согласованному хронометру, то спрашивается, какое из этих определений времени присуще объекту, независимо от положения наблюдателей. Можно ли сказать, в какой момент звук раздался «сам по себе», хотя бы мы, рассматривали его только- как вибрацию воздуха, возбужденную дрожанием колокола, т.е. как движение. Ведь и наблюдатель А, находясь подле колокола, все же удален от него, скажем, на 10 футов; для прохождения этого расстояния звук требует хотя малого, но все же не бесконечно малого и, во всяком случае, не нулевого времени.10 ф звук проходит приблизительно в сотую долю секунды. Для определения начального момента звука, независимо от положения наблюдателя, нам пришлось бы разве предположить, что сам звучащий колокол пространственно совпадаешь с воспринимающим его субъектом, т. е., что колокол ощущает-и-сознает свой собственный звон — гипотеза, которую следует, предоставить новейшим сторонникам учения, именуемого панпсихизмом, или теорией всеобщей одушевленности. Если даже мы вообразим, что движете воздуха и колебание частиц колокола — это настоящая реальность, свободная от всяких субъективных элементов, то все же мы можем познать ее не иначе, как помощью чувств и опыта, например, прикрепив к звучащему телу штифт, который, будет чертить на какой-либо закопченной поверхности его колебания, исследуя действие звуковых волн с помощью каких -либо перепонок и т. п. При этом мы так мало освобождаемся от субъективного элемента, что попросту переводим одни ощущения (слуховые)на язык других ощущений (зрительных), к чему и сводится утверждение, что звук (воспринимаемый слухом) есть род движения (воспринимаемого зрением). С другой стороны, не менее ясно, что с одним «субъектом». без объективных условий нельзя создать ни одного представления. Малейшее изменение температуры воздуха повлияет на скорость звука, а, стало быть, изменит время его распространения от звучащего тела к наблюдателю. Все физические условия непрерывно изменяются, хотя бы в малой степени. Все наши наблюдения приблизительны: уже по ограниченности наших чувств, мы совсем не замечаем очень малых изменений. Но уничтожив мысленно весь объективный мир, мы не получим чистого созерцания времени, так как при этом уничтожим все вообще изменения, а вместе с ними упраздним и самое мышление.
Теперь мы можем с спокойной совестью оставить в стороне гносеологию. Обратимся к вопросам космологического характера, не рискуя попасть в какие-либо метафизические дебри. Время не есть некоторое метафизическое чудовище, вроде Хроноса, пожиравшего своих детей, но если бы оно было только формою субъекта, то течение времени не могло бы определять собою накопления эффектов в объективном мире. Было бы непонятным, почему чисто субъективная форма оказывается переменною независимою, к которой относятся все явления объективного мира. Время «само по себе» ничего не производит, но в событиях внешнего мира оно отмечает количество накопившихся эффектов, а, стало быть, определяет величину всякого изменения.
(Man saga uns, dass die Zeit eine Denkform sei, wesenlos und untheilbar. Der Mensch gewahrt den Ablauf des Lebens urn sich und misst unwillkiirlich der Zeit eine Entwickelung und damit Wesenheit bei. Er bemerkt die unveranderliche Wiederkehr gewisser Ereignisse und sehliesst daraus, dass die Zeit sich theilen laest, er vergleicbt die Absehnitte mit den Vorgangen, die sich in sie einfiigten und schreibt einer bestimmten Zeit eine bestimmte Kraft zu. Das sind Trugschltisse (е). Die Zeit bewirkt nichts, aber jo Engere Zeit einer Kraft gegOnnt ist, sich zu aussern, desto hoher summirt sich auch die von ihr geleistete Arbeit». (Koken, Die Vorwelt etc. 1893, Der Zeitbegrilf in der Geologie). Автор не замечает, что его последний вывод вовсе не находится в роковом противоречии с некоторыми из перечисляемых им «софизмов», т. е. с субъективным характером времени. Весь секрет в том, что субъект и объект понятия соотносительные: каждое из них бессмысленно, если упразднить другое. Что касается «неделимости» времени, мы, вместе с Кокеном, охотно подарим ее метафизикам, и будем, по-прежнему, измерять время годами, часами, секундами и т. д., т. е. делить его на части.)