Сегодня юбилей Иосифа Бродского. Честно говоря, его поэзия, поток образов, со сбитым ритмом, словно заикающаяся, пытающаяся захватить внимание читателя, но сомневающаяся в необходимости этого действия и тут же отступающая в сложные формулы, - кажется неряшливой, сырой.
По "культуре" (телеканал) каждый год в эти дни "крутят" его интервью в Венеции ("Возвращение") с участием Евгения Рейна. И их "завывания" на фоне прообраза Петербурга при чтении текстов, своих и чужих - неэстетичны. Но искренни.
Если отвлечься от формы подачи и вслушаться в этот говор .. и так далее и так далее...
Так течет Нева в Балтийское море, туда, за Кронштадт к острову Буяну ... и так далее...
Через Бродского виден Мандельштам с его переживанием Древнего Мира, где ещё не закончено египетское пленение, но уже виден закат Гомеровской Греции.
У Иосифа на лице отражение иронической усмешки Ахматовой, словно с росписи храма в Атлантиде, и стеснение от близости с восприятием Гумилева... Того, не признавшего революционный хаос.
Борис Ардов рассказывал, что он увел у Иосифа невесту и именно в результате этого Бродского арестовали...
Возможно.
Это переживание Системы, которая вдруг становится удушающей реальностью.
И поиск другой, лучшей...
В одной из частей этого венецианского разговора Бродский утверждает, что в советском социализме было одно хорошее, - ощущение равенства всех и деятельная взаимопомощь, но тут же он вспоминает реплику рабочего на заводском собрании, - которому все равно вставать в семь утра на работу, что при социализме, что при капитализме...
В квартире Ардовых, на Ордынке,17, гостям показывали кресло, в котором любила сидеть Анна Ахматова, ее комнату, и окно, выходившее на стену женской тюрьмы.
Тогда во дворе ещё не было памятника ей, а Боря Ардов привел в квартиру свою четвертую супругу, Катю Розанову. Необыкновенной красоты. Две русские борзые лениво зевали и ложились на диван, потягивая лапами...
Казалось, Федя Достоевский пересекает двор, направляясь к своей тетке просить денег...
Время останавливалось и требовало внимательного и бережного отношения к себе, словно петербургский фарфор, просвечивающий летним светом над Невским...
"Наш рыжий", - говорила Анна Ахматова об Иосифе...