13012017 ранхигс

Интервью с Иваном Кондратьевым: «Религия как социокультурная практика»

Январь 13, 2017 http://igsu.ranepa.ru/news/p37933/

«Религия как социокультурная практика» — интервью с Иваном Кондратьевым провел профессор кафедры государственно-конфессиональных отношений Вильям Шмидт (12.09.1969- 26.12.2020).

Иван Юрьевич Кондратьев – специалист в области информационных технологий и систем администрирования: был исполнительным директором Фонда Булгакова, работал в Российской государственной библиотекой, журнале «Юность», ГК «Росвооружение», в ОАО «Авиазапчасть» возглавлял группу по электронной коммерции, разрабатывал базы данных (Oracle+Linux). С 2012 г. занимается сайтом Фонда «Здравомыслие» и его программами, а также литературным творчеством и всяким разным – участвует в программе #brainup, в съемках фильма «Православие в законе»; исследовательские интересы отражены в статье «Значение информации в возникновении и развитии цивилизации».

Вильям Шмидт: Уважаемый Иван Юрьевич, прежде всего – поздравляю Вас с календарным обновлением – пусть Новый, 2017-й, принесет обилие приятных попечений, свершений и приблизит к постижению тайн, которыми исполнена жизнь человека.

Благодарю за эту возможность порассуждать на актуальные проблемы в контексте не только деятельности кафедры государственно-конфессиональных отношений и кафедры национальных и федеративных отношений ИГСУ РАНХиГС, но и предстоящего 15 января Всемирного дня религии — поговорить о роли религии и шире – религиозном факторе, – какие из вызовов окажутся для нас, российского общества и в целом, в мире, базовыми, а какие второстепенными и незначительными, что будет первостепенным для религиозной сферы в жизни общества и что для религиоведения.

Иван Кондратьев: Взаимно огромное спасибо за возможность высказаться по предложенным темам.

В.Ш.: В последнее время, с учетом особой черты в русском характере – его эсхатологических акцентуаций, можно услышать много различных обеспокоенностей и даже толков в связи со 100-летием Социалистической революции. На вопрос «планируете ли Вы как-то отметить это событие», неизменно отвечаю – нет, и ни в каких мероприятиях по этому случаю принимать участие не буду. И это не потому, что нет проблем, которые стоило бы обсудить в контексте этого грандиозного в истории и для истории не только человечества, но и нас, как его непосредственных «наследников», События – нет: проблем гора, и даже больше. Но, понимая, как формируются/воспроизводятся паттерны, не считаю целесообразным их усиливать, уплотнять в той реальности, в которой мы бытуем – в реальности, не получившей опыта десоветизации, десталинизации, персонализации. Мы уже более 25 лет живем в новой формационной реальности, но наш уклад жизни, наши установки мало изменились – наша социальность при всей ее технологизации и качественном росте скатывается в воспроизводство «совкового гражданина» и вульгарной феодализации, хотя, помнится тот же Столыпин дерзал: «Дайте мне двадцать лет покоя, и я реформирую Россию».

И если ещё 50 лет назад общество строило планы, мечтало и прогнозировало, каким будет светлое социалистическое/коммунистическое будущее, то сегодня у нас более сложная задача – 1) сделать/иметь комплексные, многофакторные выводы с учетом отраслевого разнообразия и 2) давать прогнозы и рекомендации в части организации и обеспечения социально-политических процессов, с учетом контекста и уровня вызовов и задач по обеспечению стабильности общественно-государственного воспроизводства в новых условиях. В данном случае и этом контексте видится более уместной постановка вопросов с высоким уровнем категоричности – «а мы имеем более-менее четкое представление о том, в каких условиях, в какой реальности мы – российское общество – находимся и каким понятийно-категориальным аппаратом оперируем, чтобы это адекватно понятьЧто это такое российское общество/государство в его само-ощущении/-идентификации, политико-правовой декларации и каковы его базовые параметры и характеристики

И.К.:    Полагаю, российское общество на данный момент «застыло» между необходимостью перемен и постоянным воспроизводством привычных образов прошлого – от образов «Святой Руси» и «Российской Империи» до «Советской общности народов»: все предлагаемые образы мифологизируются как государственными СМИ, так и условно «либеральными», как религиозными деятелями, так и деятелями науки, и атеистами. В правовом отношении, де-юре, Россия – светское государство, де-факто – с сильным иррационалистическим (религиозно-мифологическим) уклоном; в действительности общество только начало выбираться из стадии первичного накопления капитала, бандитских 90-х, когда понятия ещё выше законов, а политическая мотивированность выше судебной процедуры и правопорядка.

Само пренебрежение Законом досталось по наследству от советской власти, где все правовые отношения были имитациями демократических процедур, и стремление к религии, где декларируются традиционные права и законы, – естественное движение общества после разрушения советской правовой системы. Но российская правовая система только формируется – имитация права продолжается: законы, принимаемые Законодательными Собраниями, сама процедура принятия законов и выбора законодателей требует пересмотра в сторону повышения квалификации законодателей и более широкого рассмотрения законопроектов. «Перегибы» в преференциях той или иной социальной или профессиональной группе, в том числе религиозной, создают почву для конфликтов. (На примере Кавказа и Ближнего Востока это особенно заметно.) Уход светского управления с Кавказа создал почву для постоянно действующей АТО (антитеррористической операции) в Дагестане.

В год 100-летия Русской Революции можно лишь сожалеть, что в России так и не появился «класс» буржуазии, частных лиц и институтов, ответственных за себя, свое дело и свое будущее, – то, что называется «средний класс». Государственную вертикаль обустраивают «служащие», чиновники и полностью зависимая от государства интеллигенция, в том числе и научная и религиозная. Гражданское общество создавать они не в состоянии; для этого нужна независимость, в первую очередь экономическая, потом политическая, идеологическая – среда свободного обмена мнениями, свободы совести. Без гражданского общества мы имеем систему военных и полувоенных организаций и иерархий, встроенных разными способами в бюджет, что исключает возможность инициативы, без которой нет развития.

В.Ш.: Уважаемый Иван Юрьевич, если позволите – частный, уточняющий вопрос: какой урок и/или вывод из истории нашего Отечества в ХХ в. для Вас может быть главным(м) и какой второстепенный, второго или третьего порядка?

И.К.:  Главный урок – невозможность «введения единомыслия» в России: вся история показывает, что как бы податлив не казался народ к революциям и реформам, к единой идеологии и единому образу мысли, и поведению – это только иллюзия.  Любая попытка ввести «общее счастье» силой, приказом, уставом, декретом, законом, «сверху» приводит к кровавому конфликту или катастрофе в экономике.

В.Ш.: Уважаемый Иван Юрьевич, если мы попытаемся определиться с характеристиками (качествами) среды своего бытования, включая и средства (институциональные и политико-правовые), какими мы в этой среде оперируем, хотел бы предложить не просто обменяться ценностно окрашенными репликами в отношении ситуации – это уже мало кому интересно, хотя и любопытно, но постараться выделить те противоречия, которые, собственно, и являются двигателем основных трансформаций в обществе – его сознании и на институциональном уровне – в его структурах.

Принцип, полагаемый в основание любой мировоззренческой доктрины (системы), включая и религиозную, предопределяет и модели организации – социальной и политэкономической, а также и формы, виды организаций низового, базового уровня. Выйдя на уровень тотальности – общества/государства, стабильность доктрины (ее укладные практики, культура) будет обеспечиваться системой права, а наиважнейшей задачей будет ее безопасность – подавление «конкурентов» – стремление к недопущению ситуации, чтобы иные доктрины стали системами – чтобы они вдруг не обзавелись собственной онтологией (метафизикой) и не наращивали культо-хозяйственные практики. Поскольку развитые общества хорошо понимают, что любая доктрина в общественном пространстве представлена в форме конкретной идеологии и что к их обороту (соревновательности) имеется большой ресурс как культурных практик, так и политических инструментов, включая систему права и регламентов, то в целях своей устойчивости и снижения конфликтогенности сегментируют и регламентируют структуру социального пространства. В этой логике (тенденции), на наш взгляд, находятся поправки «пакета Озерова-Яровой», а вот избирательность правоприменительной практики говорит об обратном – о разбалансированности в понимании единства правового поля и пространства. И эта тенденция усиливается стремлениями законодателей, правда, пока на уровне дискуссий высокого уровня, к ограничению мировоззренческих прав и свобод, спекулируя заботами государства о защите гражданина (личности) от деструктивных сект, т.е. деструктивных мировоззренческих практик.

Обращая внимание на совокупность событий в религиозной сфере страны, затронувшей по большей части её наиболее уязвимый сегмент – новые религиозные движения (НРД), как бы Вы определили происходящее – что это за явление?

И еще: подобного рода практики – последовательная принудительная политизация/радикализация, а затем и криминализации религиозной сферы (что вполне может оказать серьезное влияние и на этнополитические процессы, и на сферу межнациональных отношений), не являются ли свидетельством иного, более сложного процесса – подготовки условий трансформации конституционно-правового строя России – перехода из федеративного, например, в конфедеративное государство? (Очевидно же, что гарантия федеративности покоится на политико-идеологическом плюрализме, основа которого – мировоззренческие свободы гражданина; ограничение их – отсутствие условий для ограниченного суверенитета субъектов в рамках единого государственного образования.)

И.К.:    Вильям Владимирович, Вам и без моего рассуждения предельно ясно, что доктрины не бытуют сами по себе, а принадлежат неким группам. Полагаю, что модели развития, созданные конкретной группой в конкретных социально-бытовых и экономических условиях, не могут распространяться на все общество и быть основой государственного управления. В основе управления системой и совокупностью систем лежат принципы, политики, основанные на Конституции (наборе фундаментальных правил, аксиом) и Законах (наборах актуальных правил).

И Конституция, и Законы вырабатываются из опыта совместной деятельности и не могут меняться в зависимости от политической или мировоззренческой Доктрины (Догмы, Схемы), или по желанию «пришедших к власти» лиц. Не может быть «коммунистической» или «православной» городская инфраструктура (канализация и водопровод); не могут иметь политического окраса или идеологии транспортные системы, дороги, мосты и коммуникации, системы связи.

Именно «отрешенность» госуправления от претензий на «истинность», «идейность» позволяет всем общественным группам и личностям развиваться – иметь одинаковые права по отношению к Закону и одинаковое отношение к Исполнителям Закона. (Так, отстранение от управления РЖД Якунина (возившего в РФ «мощи» и пр.), позволило РЖД отказаться от госдотаций, и в первый же год показать реальную прибыль.)

Перевод управления в информационную плоскость – хороший пример: цифровое правительство реально сокращает время работы с госуслугами, устраняет часть коррупционной составляющей, позволяет уйти от старых форм управления – от старых идей, образов и архетипов.

Общественные группы, в том числе и политические партии, не должны иметь постоянной государственной помощи: они, в том числе и религиозные, должны иметь одинаковые права, и одинаковую ответственность. В этом случае образование новой общественной группы (с любым «идейным» уклоном) должно регулироваться законодательством, нарушение которого должно наказываться. В экономической сфере также не должно быть никаких преференций: в России достаточно богатых людей, которые могут самостоятельно, без государственного бюджета, поддерживать любимую организацию.

Что же до объема правовых понятий – федеративное / конфедеративное,  – в наступающих экономических реалиях цифровой экономики и цифрового управления необходимо пересматривать понятия, их реальное наполнение.

В.Ш.: Если позволите, хотел бы затронуть важную для нашего разговора проблему – базовой дефиниции, тем более, что Вы довольно много в этой части размышляете (возьмем, например, хотя бы томик «Религии и безопасность государства и общества»).

Итак, что есть «религия», и это даже не в аспектах развития «модных» концептов секулярности-постсекулярности, постмодернизма и/или полионтологизма, «Бог умер» или «смерти автора» – нет. Очевидно, что религия, религиозное мировоззрение в широком смысле – это один из уровней мышления (сознания) наряду с мифологическим (эклектичным) и сциентистским, а о ней, о религии как феномене, рассуждают как о субстанциональном… Но есть ли на деле то, что может лежать в основе того, что мы все еще именуем религией, и даже институциализировали?

Также очевидно, что такой феномен как вера, на основе которого покоится система, именуемая религией(ями), есть общее свойство/функция высоко развитого биологического вида – человека, без которого или вне которого последний не мог бы иметь ни своего статуса, ни того, что есть его субстанциональное – бытия.

Таким образом, перед нами открывается сложнейшая проблема базовых определенностей культуры – оснований и структуры бытия, с одной стороны, а с другой – достаточности оснований для установления статуса и видовых различий субъектов, участвующих в воспроизводстве социальности.

Перед нами открывается не просто конфликт истории(й) – логика и динамика смены формаций и порядков/практик установления форм правопреемственности институтов(ций), выражавших идею(и) и/или являвшихся её носителями, но и собственно принципа(ов), который(е) полагае(ю)тся в основание модели бытия. И, похоже, как и 100 лет назад, Мир еще только у самого порога перед комнатой, где будет вестись дискуссия о принципах нового миропорядка.

Сегодня, в контексте этого разговора, как бы Вы, уважаемый Иван Юрьевич, определили, что такое Религия и, если не учитывать политическую спекулятивность (вечные/общечеловеческие ценности, код культуры, «духовные скрепы»), благодаря чему или вопреки чему она сможет сохранить свое место (возможно – роль) в системе нового миропорядка.

И.К.:    На мой взгляд, Религия – социокультурная, общественная практика – деятельность общественной группы в соответствии с принятой моделью (концепцией, догмой); Вера – субъективная, частная практика. И то, и другое – проявление в сознании (общественном и личном) неких «фундаментальных», физических причин (для некоторых субъектов – более «близких», в виде идеи Бога, или Высшей Силы), которые видятся и объясняются каждым исследователем по-разному. Исторически мы видим, что древние общественные практики передачи опыта, мистерии, инициации, культы, суеверия в ходе жизни поколений превращаются в мировые религии, общие своды правил поведения, потом в философию с характерными (канонизированными) правилами мышления и науку со своим сводом правил постижения, исследования, не отвергая при этом друг друга и не соединяясь, отражая множественность культурных и социальных общественных и индивидуальных различий.

Несомненно, и совершенно логично, что место и роль религий меняются: место религиозных практик занимают наука и техника, оперирующие бОльшим набором технологий, умений и навыков, знаний; религиозные практики становятся национальными и культурными идентификаторами, объектами искусства, истории, традиций, памяти. Если в Средние века Церковь была и центром общественных коммуникаций, и школой, и держателем новых технологий, и средством демографического и правового учета, то далее круг ее социальных задач сужается, и теперь практика общественного взаимодействия Церкви в обществе ограничивается социо-культурной помощью и решением локальных задач социальной коммуникации разных общественных групп.

В.Ш.:  Кстати, сегодня, в условиях повышения ценности экспертного знания, когда практически завершена работа над профстандартом «Специалист по вопросам межнациональных и межрелигиозных отношений», мы все активнее ставим вопрос введения таких узкопрофильных экспертиз как этнологическая и теологическая. Как Вы полагаете, не сыграет ли с нами в очередной раз злую шутку пресловутый человеческий фактор, когда в условиях крайне высокой политизации, какую мы наблюдаем в религиозной и этнополитической сферах, теологи начнут рядиться в религиоведов, а религиоведы в теологов – для многих ведь грань между этими отраслями науки не очевидна, а многие ее настойчиво стали игнорировать: академическая среда, как известно, это не какие-то «марсиане», а обычные наши сограждане, которые давно и хорошо умеют выставлять «нос по ветру» еще задолго до самого поветрия…

И.К.:    Теология это изучение процесса «изнутри»: теолог не может быть отстранен, а может и более – объективен по отношению к своему предмету в силу специфики импатических процессов, он не может объективно сравнивать различные религии и религиозные практики – у него ведь изначально есть априори Истина, заключенная в исповедуемом им Священном Писании или/и Авторитете, и он обязан приводить своего читателя к ней, доказывая/демонстрируя ее преимущества и ценность.

Религиовед же обязан находиться вне процесса доказательства и поиска Истины в рамках конкретной религии, культа – он изучает религии и сравнивает их, в том числе их проповедников и теологов, наблюдая за единственной истинной – умозаключения и выражения. Религиовед, культуролог и искусствовед ищет общие законы развития религии, искусства и культуры; безусловно, он может иметь личные предпочтения к творениям и авторам, свое видение и средства выражения также в силу эмпатии к объекту, но этот его объект исследования не является Истиной в религиозном смысле слова/понятия.

Да, угождение начальству ввиду полной зависимости от государства, может превратить научную работу в области изучения религий, как феномена цивилизационного, в поток благоглупостей, как в СССР случилось с истматом и диаматом, – привести к очередному приступу «единомыслия» и вытекающих из этого «мыслепреступлений», «противников единой власти», карательных мер и т.п.  Возврат в общественной жизни и государственной политике к неким «традиционным» взаимодействиям, обращение к прошедшим периодам истории, индуцирует некие «встроенные пороки» системы, не позволяющие осуществлять насущные реформы; всё подобное лишь указывает на отсутствие стратегического видения руководящих элит.

В.Ш.: Уважаемый Иван Юрьевич, спасибо. Если позволите, опираясь на в веках сформированное наследие религиозных традиций Христианства, Ислама, Иудаизма, Индуизма, Буддизма, Синтоизма и множества других этно-культурных традиций, хотел бы затронуть еще одну не очень простую и, скорее всего, стратегического порядка проблему – о качестве социально-гуманитарной пространства России, о среды нашего бытования.

Как Вам хорошо известно, в настоящее время в общественном пространстве страны активно дискутируется проблема неартикулированной общественно значимой идеологии, что делает в целом уязвимой установки внутренней политики, а также неочевидности стратегии и политик в конкретных отраслях хозяйства, включая систему права. Частично эта ситуация преодолена за счет принятых Концепций и Стратегий, например, обороны и внешней политики, национальной и информационной безопасности, национальной и культурной политики и др. Но социальная сфера жизни общества имеет сложную структуру, а её целостность и единство обеспечивается не только идеологическими средствами, но именно последними дискредитируется и вульгаризируется.

Как Вы полагаете, в условиях конституционного запрета на государственную идеологию, не будет ли конструктивным шагом создание рамочного документа, посвященного описанию структуры социального пространства – сферы, институты и процессы, стереотипы и трансформации, уклады и ценностные установки, инструменты и технологии, взаимодействие и солидарность – своего рода Стратегии (Концепции) развития социально-гуманитарной сферы страны? Будь такой документ, он вполне мог бы нести политико-идеологическую нагрузку – в нем могли бы найти отражение параметры тех идей (идеологем), которые можно формализовать в качественно-количественные показатели и увязать с основными динамиками по отраслям, если государство декларирует своей главной целью развитие потенциала человека (личности) в контексте развития качества среды его обитания и совершенствования средств (инструментов) и механизмов воспроизводства среды / культуры. Это – первая часть вопроса-проблемы.

И вторая. Как известно из опыта цивилизованных стран, реализация подобных проектов обеспечивается за счет освоения нового знания – трансформации отраслевых тезауросов (словарей, понятий), совершенствования технологий, формирования компетенций нового уровня [в III тысячелетии – это наукоемкие технологии, человеческий (гуманистический) капитал] в целях удержания реальности нового типа. В отличии от большинства стран Старого Света, Россия до настоящего времени все еще не включена в воспроизводство тезаурусов цивилизационного типа на национальном языке – она все еще не имеет аналогов «Patrologia Latina» и «Patrologia Graeca» – полного свода нормативных (канонических) текстов религиозно-философского характера, хотя попытки их создать предпринимались давно, например, в православной традиции митрополитом Филаретом (Дроздовым).

Уважаемый Иван Юрьевич, с учетом реализующейся в системе образования и промышленности Российской Федерации стратегии по внедрению компетентностных моделей, а также введению новых отраслей знания как, например, Теология, как Вы оцениваете наши современные шансы на разработку проекта (с возможностью подготовки отдельной ФЦП) по обеспечению стандартов содержания гуманитарного образования и развития религиоведческо-теологических и философско-мировоззренческих компетенций, например, в комплексе с разработкой Антологии религиозно-философской мысли народов мира – «Патрология Россика», которая вполне могла бы стать межгосударственным проектом.

И.К.:    Мне больше симпатична идея В.И. Вернадского о создании Истории научной мысли, можно даже говорить об Истории Сознания, как фиксации проявленного человеческим разумом, которая бы включала в себя и историю естествознания и историю развития биосферы. Здесь можно взять в пример работу А.П. Назаретяна «Нелинейное Будущее», основанную на концепции Мегаистории, работы А.Д. Панова, например «Сингулярная точка истории», предлагающего новые космологические взгляды, учитывающие последние достижения и концепции физики; в отношении права – концепцию глобального права С.А. Бурьянова (с моим участием издана брошюра «Светское государство в вопросах и ответах…»), ориентированную на общность правовой системы человечества. Недавно я открыл для себя «Философию Действительности» М.М. Филиппова (1895 г.) – переводчика Дарвина и Маркса на русский и Менделеева на французский: его позиция в осмыслении роли философии мне кажется актуальной и сегодня – он ставит личность и творчество личности, основанные на достижениях науки, на первое место в общественной жизни.

Не думаю, что какой-то один документ сможет удовлетворить всех участников-составителей, тем более принадлежащих к разным системам, векторам мышления. Например, манифесты гуманистов весьма различны и критикуются даже по самым основным понятиям (например, по вопросу ценностей, отношении к религии и т.п.); судите сами — даже Словарь Гуманизма пока так и остается в проекте.

Да, конечно – можно начать некую совместную работу, изначально не задавая предельно конкретной цели, в первую очередь имея ввиду лишь ценность самой коммуникации. Двигаясь постепенно, учитывая меняющуюся информационную среду, можно, наверное, найти некие общие векторы, принципы, которые позволят выйти на некий общенациональный проект, но не единой идеологии, а неких точек согласия. Государство могло бы не вмешиваться в развитие личности, а просто обеспечивать его (развитие) инфраструктурой (в том числе и понятными и исполняемыми законами), доступом к информации, дешевым ресурсам и минимальной административной опеке.

В.Ш.:  Да – согласен. Уважаемый Иван Юрьевич, если не трудно: если обозреть год ушедший с учетом исторической значимости и потенциала, какие из его событий Вы определите как значимые и какие тенденции/противоречия было бы хорошо, если бы получили развитие и состоялись?

И.К.: К сожалению, общественные институты так и не формируются – государство продолжает «подминать под себя» все значимые общественные явления, тем самым «выхолащивая» инициативу граждан, создавая тот же разрыв «верхи-низы» (во всех смыслах), который привел к революционным событиям 1917 г.

Было бы здорово, если бы прекратилась экспансия РПЦ МП в общественную жизнь в качестве ментора, управляющего общественной нравственностью; в школы вернули астрономию и в институтах ввели изучение Мегаистории.

Ну и началась бы, наконец, судебная реформа, которая реально отделила бы Суд от следственного конвейера.

Накануне Нового года Далай Лама сказал: «Многие склонны полагать, будто монастыри пригодны лишь для религиозного поклонения. Но если вы займетесь серьезным изучением буддийской науки и философии и не будете довольствоваться лишь выполнением церемоний, люди начнут осознавать, что монастыри – это скорее центры обучения, где последователь любой веры или неверующий может приобрести знания, полезные в повседневной жизни». Эту идею, на мой взгляд, следовало бы всемерно поддержать и другим религиозным лидерам.

В.Ш.: Уважаемый Иван Юрьевич, если позволите, напоследок – небольшая просьба, связанная со спецификой предстоящего 15 января Всемирного дня религии. Такой же День есть и у философов – его тоже отмечают в 3-е, правда,  не воскресенье, а четверг и в ноябре. В тот день в библиотеке РАНХиГС мы устроили собеседование у так называемого «философского камня». По его окончании один из наших студентов, как это водится у молодых и жаждущих открытия полноты то ли бытия, то ли Истины, представил 10 вопросов с просьбой дать ответ.

Как Вы понимаете, если попытаться дать на них развернутый ответ – получится «катехизис».

И.К.:    Простите Вильям Владимирович, перебью Вас – или «Философия Действительности» М.М. Филиппова, кстати, очень неплохой «катехизис» развития Сознания, хоть и формально устаревший.

В.Ш.: К моему стыду – не знаю эту работу – будет любопытно посмотреть. Итак, уважаемый Иван Юрьевич, попробуем «студенческий» блиц:

  1. Какова природа Вселенной?

И.К.:    Все зависит от восприятия субъекта, насколько субъект может «захватить» и осознать, понять то, что он видит во Вселенной или как Вселенную.

Представляется, сам этот вопрос некорректен – у Вселенной нет природы – она не рождалась и не создавалась как нечто отдельное.

  1. Есть ли какое-то Высшее Существо?

И.К.:    Только как идеал, образ, проекция, отражение собственного процесса восприятия.

  1. Каково место человека во Вселенной?

И.К.:    Человек – активная часть сознающей себя Вселенной.

  1. Что такое реальность?

И.К.:    Состояние взаимодействия субъекта с воспринимаемой средой.

  1. Что определяет судьбу каждого человека?

И.К.:    Выбор на основе осмысленного опыта.

  1. Что такое добро и зло?

И.К.:    Переменные движения.

  1. Почему наша жизнь такая, какая она есть?

И.К.:    Так случилось.

  1. Каковы идеальные отношения между личностью и государством?

И.К.:    Таких отношений нет. Отношения есть между людьми. У каждого субъекта (личности) свое представление об одном и том же государстве и свои отношения с этим представлением.

  1. Что такое любовь?

И.К.:    Это Жизнь.

  1. Что происходит после смерти?

И.К.:    Ничего.

(Реально, даже если представить, вообразить, что личность [«душа»] вдруг «перерождается», или переходит в другое состояние движения [покой, нирвану, рай, ад], то расставание с «телом» лишает ее всего опыта жизни и коммуникаций к действительности [как бабочка не помнит бытие гусеницей]. То, что наблюдают «предсмертники», – это некие эффекты, связанные с концентрацией [разфокусировкой внимания] сознания перед распадом – эффекты «кино» [вся жизнь прошла перед внутренним взором], спирального тоннеля [отображение структуры процесса сознания/мышления, посмотрите на темечко, оно тоже имеет спиральную форму], «доброго голоса», ощущения «блаженства», радости «освобождения» [все органы чувств перестают «поставлять» сигналы в мозг], выхода из тела [переотражение крайнего события в жизни на сетчатку, потеря связи с вестибулярным аппаратом] и т.п. Слово Смерть и Мера однокоренные; можно сказать, что каждый живет столько, сколько сам себе отмерил, и остается в том состоянии, которое ожидал [или какое удалось «захватить» угасающим сознанием]). После смерти происходит то же, что и до рождения.

 В.Ш.: Уважаемый Иван Юрьевич благодарю Вас за это удовольствие общения в канун Дня религии – с праздником Вас, как видим, и Вашим.